Я слушаю голос Филиппы, но мне плохо, в горле стоит тяжелый ком.
— Тебе нехорошо? — спрашивает Филиппа. — Ты бледная как смерть.
— Нет. — Я вскакиваю из-за стола, успеваю добежать до туалета, и меня рвет.
У Мика целых пять свободных дней, и мы проводим их вместе. Мик занимается музыкой, иногда мы выходим за покупками, но все остальное время просто сидим в его квартире. Мы много разговариваем — Мик рассказывает своем детстве, о планах на будущее, о любви к музыке. Я тоже рассказываю про детство, о том, что было до смерти Рейчел, и о том, что было после. Мы рассказываем друг другу все на свете, и за эти пять дней мне ни разу не становится скучно или тревожно.
В последний свободный день мы звоним Филиппе и договариваемся вместе позавтракать в ближайшем кафе. Когда мы приходим, она уже сидит за столом. На ней желтое платье, волосы собраны в конский хвост. Она вся такая симпатичная и свеженькая, и я вдруг думаю, что в своих джинсах и мятой футболке смотрюсь на ее фоне совсем некрасиво.
Филиппа весела и настроена поболтать, энергия так и бьет через край. Я, наоборот, чувствую себя не очень хорошо. Обычно мне нравится разговорчивость Филиппы, но сегодня мне с ней трудно.
Когда нам приносят еду — мы заказали французский тост и кофе, — я чувствую, как к горлу подкатывает комок.
— О боже, — говорю я и прижимаю руку к губам. — Простите.
Я бросаюсь в туалет, наклоняюсь над унитазом, меня рвет. Но поскольку я ничего не съела, то из меня выходит только слюна.
— Кэтрин, с тобой все в порядке? — раздается позади голос Филиппы, она кладет руку мне на плечо. — Бедняжка.
Я подхожу к раковине, полощу рот и умываюсь. Глядя на себя в зеркало, я удивляюсь собственной бледности. Что со мной? Может, я серьезно больна? Может, мне суждено умереть молодой, как Рейчел?
— Ты устала? — пристает Филиппа. — Или это пищевое отравление? Вирус?
— Не знаю. — Я набираю в рот воды и глотаю ее.
— Тебе надо к доктору.
Я согласно киваю.
— А может, это просто утренняя болезнь? — смеется она. — Может, ты беременна?
Беременна? Филиппа просто шутит, но я сразу же понимаю, что со мной происходит. Конечно, это все объясняет — утреннюю тошноту, постоянную усталость, набухшие груди. И я не помню, когда у меня в последний раз были месячные.
— О черт, — говорю я.
— В смысле? — Глаза Филиппы округлились, мы внимательно смотрим друг на друга. — Ты что, на самом деле беременна?
— Черт, черт! — Я качаю головой. — Не знаю, но я…
— Когда у тебя были месячные?
— Не помню. Давно. Не помню! Потому что если бы они были, не могли же мы с Миком, я бы помнила…
Я изо всех сил пытаюсь вспомнить. Кажется, месячных не было больше месяца. Иначе мы с Миком не занимались бы любовью.
— Господи, как я могла не заметить? Как я могла быть такой дурой?
Филиппа притягивает меня к себе и крепко обнимает.
— Не волнуйся. Все будет хорошо. Вполне может быть, что ты не беременна, может, это ложная тревога. Может, ты нервничаешь, и потому нет месячных. Так бывает, я читала.
— Но я не нервничаю.
— А из-за Элис?
— Дай бог, чтобы это было так. Но мне кажется, нет, я ведь не нервничала, я была такой счастливой. И потом, у меня сейчас столько всяких странностей со здоровьем, все тряпки стали мне малы, даже джинсы трудно застегивать.
— Может, ты просто поправилась?
— Нет. — Я качаю головой. — Господи, и что мне теперь делать? Филиппа, бедный Мик, что он подумает?
— Мик бедный? Не глупи. Он ведь не ребенок, про птичек и пчелок читал. Ну, какая ты стала, груди — как арбузы. — Она пристально смотрит на мою грудь и закрывает рот рукой, чтобы скрыть усмешку. — Огромные просто. И как я раньше не замечала?
Я приподнимаю руками груди. И впрямь, тяжелые и большие, больше, чем раньше.
— Господи, а как я этого не замечала?
— Слишком была занята учебой.
— Наверное.
Я наклоняюсь к зеркалу. Неужели внутри меня поселилась новая жизнь? А я о ней даже не знала?
— Ребенок, — медленно произношу я и качаю головой. — Филиппа! Но как же так… мне даже восемнадцати нет.
Она кивает.
— Ты сама еще ребенок.
— Что же мне делать?
— Я не знаю. — Филиппа пожимает плечами. — Не знаю, Кэтрин.
Я смотрю на свой живот. Как трудно смириться с тем, что внутри меня теперь новая жизнь.
Внезапно Филиппа хватает меня за руку.
— Как ты думаешь, может, оставить его? Что скажешь? Мик был бы папой, а я — теткой. Я бы и с ребеночком сидела, честно. Я бы помогала столько, сколько нужно! Я была бы лучшей теткой во Вселенной! И мама с папой помогли бы, они детей любят. Да и твои помогут, да?
При мысли о родителях у меня вырывается стон, я закрываю лицо руками.
— Филиппа! Пожалуйста, прекрати. Не говори об этом. К тому же я еще ни в чем не уверена. И вообще, сначала я должна все сказать Мику. Я не могу принимать подобные решения одна.
— Конечно. Извини. — Она минутку молчит. — Пойдем? Тебе надо купить тест.
Я киваю и отворачиваюсь. Филиппа права, по дороге домой мне непременно надо купить тест, надо все выяснить, поговорить с Миком. Но сейчас я хочу остаться одна.
Филиппа, кажется, понимает меня.
— Послушай, — серьезно говорит она. — А почему бы нам не сделать так: я немножко задержу Мика, а ты пока купи тест и иди домой. Когда он придет, ты уже будешь все знать. — Она улыбается.
— Отлично. — Я благодарно улыбаюсь в ответ. — Так и сделаю.
— Но ты ведь скажешь мне, да? — спрашивает она. — Завтра скажешь?
Мы возвращаемся к столику и говорим Мику, что я устала и ухожу домой. Он беспокоится и хочет идти со мной, но мы с Филиппой убеждаем его остаться.